Тихи на высоте при6лизительно 8000 метров.Он не владеет руками и даже не в состоянии держать ледоруб.

Пасанг не хотел и думать об отдыхе; он тут же добровольно вызвался нести груз вместе с остальными до лагеря 4. Он был полон решимости принять участие в штурме вершины. Тихи, воодушевленный достижением Пасанга и не желая оставаться сзади, решился дойти хотя бы до верхнего лагеря. Шерпам пришлось надеть ему ботинки и кошки, он не мог работать с веревкой, однако медленно и упорно брел за другими. Преодоление ледовой стенки потребовало от Тихи невероятных усилий-он не мог воспользоваться навешенной веревкой, и его пришлось буквально вытаскивать наверх. На полпути крепление одной из кошек на его ноге ослабло, однако Тихи не мог самостоятельно исправить положение. Он чуть не плакал, однако не от пульсирующей боли, которую причиняли ему помороженные руки, а от чувства беспомощности и вины перед товарищами, для которых стал обузой. Однако после преодоления ледяного барьера они смогли развязаться; теперь все дело заключалось в том, чтобы переставлять ноги одну за другой, и медленно, с превеликим трудом он продолжил движение. Других следов не было видно. Швейцарцы были еще где-то внизу на «безопасном» расстоянии. Ветер был вполне сносным, а снег под ногами плотным. По всей вероятности, им удалось попасть в то самое трудноуловимое «окно» между концом послемуссонных штормов с их ветрами и началом настоящей зимы, когда выпадают всего несколько дней хорошей погоды. Однако этот спокойный период длился совсем недолго к середине дня, когда они находились все еще ниже своего самого высокого лагеря, созданного ранее, ветер задул с прежней яростью, снова сорвавшись все с того же ясного бледно-голубого неба; он рвал на альпинистах одежду, сдувал с плотной снежной поверхности кристаллики льда, загоняя их, словно иголки, в незащищенные участки кожи. Они поднялись всего на сорок шесть метров выше своего предыдущего лагеря и остановились на ночлег. О том, чтобы вырыть пещеру, не могло быть и речи-снег был слишком плотным. Все, что они могли сделать-это разровнять две небольшие площадки для палаток. Руки у Тихи ужасно болели, покуда он, скорчившись на снегу, ожидал, когда его товарищи поставят палатки. Они связали палатки вместе и как можно лучше укрепили растяжки, помня о том, что случилось во время предыдущей попытки. В палатках альпинистам было не очень удобно, потому что теперь в лагере 4 их было шестеро по трое на двухместную палатку. Им было трудно готовить пищу, даже двигаться лежа было невозможно без того, чтобы не побеспокоить товарищей. Они не знали точно, на какой высоте разбили лагерь, - судя по фотографиям, которые были у них с собой, на высоте приблизительно 7000 метров, однако по показаниям альтиметров всего 6862 метра. Как бы там ни было, им оставалось 1200 метров до вершины. Преодолеть это расстояние, особенно без кислородных приборов, казалось делом почти .безнадежным. Тем не менее они решили, что на следующее утро Йохлер и Пасанг выйдут на штурм, а остальные двинутся следом, чтобы установить выше еще один лагерь, которым первые двое могли бы воспользоваться при спуске. Однако к вечеру Тихи снова возмечтал о вершине. Мысль о том, что ему придется просто сидеть сложа руки и ждать, в то время как связка пойдет наверх, была для него невыносима. Как я мог nережить такой день? Я сделал ставку на Чо Ойю еще во время того памятного разговора год назад, u теперь, в последний момент должен был сидеть сложа руки, предоставив другим реиштельно действовать, а самому оставаться в безопасности в палатке. Горькая перспектива повергла меня в уныние, какого мне еще не приходилось испытывать. Я переживал это так болезненно, что забыл про свои руки. Это чувство знакомо многим восходителям. Зов вершины мощный магнит. Во время экспедиции все остальное в мире словно куда-то пропадает, горизонт сужается окружающими горами, а глаза остаются неизменно обращенными к вершине, которая, оставаясь все еще неуловимой, маячит где-то наверху. В течение всего восхождения Тихи пребывал в состоянии конфликта с самим собой одна его половина бунтовала против постоянного пребывания в рамках минимально необходимой социальной структуры и дисциплины ради достижения единственной цели экспедиции, и в то же самое время именно сейчас ему неодолимо захотелось достичь вершины, им завладело честолюбивое стремление, характерное для истинного восходителя, т. е. чувство, которым были одержимы Буль, Месснер или Бонатти. Оно, без всякого сомнения, усиливалось тем фактом, что экспедиция была его детищем, и, конечно же, мысль о том, что кто-то другоЙ поднимется на вершину, постоянно присутствовала где-то в глубине сознания Тихи, начиная с того момента, когда он, обмороженный, спустился вниз и ему было отказано в продолжении восхождения самой логикоЙ его физического состояния, но когда им владели эмоции, с которыми он был не в состоянии справиться, как с безрассудной любовью. Теперь же он объявил о своем решении открыто, обратившись сначала через вытянутые ногиГьялцена к всегда терпеливому, сострадательному Хейбергеру, а затем, перебравшись в другую палатку, Зеппу Йохлеру, которыЙ ответил просто: «Хорошо, именно этого я и хотел». В ту ночь никто из них как следует не спал; это вообще редко удается перед штурмом вершинынастолько велико возбуждение, и, кроме того, всем им было краЙне неудобно, ветер всю ночь трепал стены палаток, стряхивая с них иней на смерзшиеся спальные мешки. В палатке Тихи только Гьялцена не коснулось предстартовое волнение: он безмятежно спал, в то время как оба европейца ворочались и мучались от бессонницы по обе стороны от него. Было еще темно, когда Аджиба в другой палатке принялся готовить завтрак; затем он принес Тихи миску овсяной каши и чашку какао. Гьялцен втиснул ноги). Тихи в замерзшие ботинки. Не связываясь, они побрели вверх по склону, который вел к далекой вершине. Было страшно холодно и ветрено. Идти пришлось по глубокому снегу. Очень скоро Йохлер перестал чувствовать ноги, которые он обморозил еще при прохождении северной стены Эйгера. Он попытался согреть их, ударяя по ним ледорубом, но безуспешно. Тихи почувствовал свою ответственность за товарища как руководитель экспедиции: Я мог бы сказать ему: «Не стоит рисковать. Вернись». Безусловно, это был бы разумный совет. Однако, скажси я это, я никогда не смог бы отделаться от подозрений, что за этой заботой о Зеппе стояло мое честолюбивое желание оказаться единственным европейцем, достигшим вершины. Я мог бы сказать: «Возьми себя в руки, Зепп. Ты все сможешь». Но как мог я взять на себя ответственность за потерю ног товарища? Это был тот самый случай, когда каждый должен был решать за себя сам. Пасанг знал свои возможности; я тоже почувствовал бы, когда мне стоило повернуть назад; Зепп должен был знать лучше других, что ответить на этот вопрос самому себе. И вот что я сказал ему: «На твоем месте я бы повернул назад, но поступай так, как сам считаешь нужным». Йохлер ослабил фитили кошек, чтобы не затруднять кровообращение в ногах, и продолжил подъем. Они были на той самой высоте, которую ранее достиг Тихи. Они двигались медленно, делая по несколько судорожных вдохов на каждый шаг, но неуклонно продвигались вперед. Наконец, они достигли крутого подъема с выходами скал. Тихи совсем не мог браться за скальные выступы-его руки превратились в бесполезные культи, а боль стала невыносимой. Пасанг выбрал веревку, а затем несколькими мощными рывками втащил Тихи наверх. Склон шел теперь отлого до самой вершины. Они оставили веревку и побрели к вершине, каждый погрузившись в собственные мысли и переживания. Тихи не страдал галлюцинациями, которые наступали у некоторых альпинистов на большой высоте. Однако он испытывал глубокие эмоциональные и интеллектуальные чувства: Мир предстал передо мной в новой и доброжелательной красе. Преграда между мной и остальными силами творения рухнула. То немногое, из чего теперь состояла жизнь,небо, скалы, лед, ветер и я стало неделимым целым. Я чувствовал себя одновременно и богом, и жалкой. ничтожной песчинкой... Я перешел через границы реального существования и достиг мира с другими законами. Я вспомнил строки из Блейка : «Если бы были открыты врата абсолютного восприятия, человеку все казалось бы так, как оно есть,- бесконечностью». Здесь же эти «врата» широко распахнулись, и меня заполнило неописуемое, сверхчеловеческое блаженство. Однако ничто не помешало мне уверовать, что в этот день все мы погибнем. Мое пробудившееся сознание было уверено в этом. Мы очень поздно доберемся до вершины и не сможем вернуться в лагерь 4 или к палатке, с которой Хельмут и Аджиба выйдут нам навстречу. Нам придется остановиться на бивуак где-то наверху, и мы наверняка замерзнем. Эта мысль тоже была частью охватившего меня блаженства. Я не видел в этом ничего героического или угрожающего, и эта мысль даже не заставила меня поторопиться. Почти все религии на свете стремятся освободить людей от страха перед смертью и сделать так, чтобы они принимали ее спокойно, поэтому мое состояние можно было назвать религиозным экстазом. Они поднимались все выше и выше и совершенно неожиданно оказались в таком месте, где все склоны уходили вниз. Они увидели дальше, за Эверестом, пики Сола Кхумбу, окутанную облаками долину Намче Базар, где Пасанг был всего двое суток назад. Таким образом, за три дня он преодолел свыше тридцати миль и, набрав при этом 4000 метров высоты, стоял теперь на вершине Чо Ойю, то есть совершил, вероятно, один из самых замечательных подвигов в истории альпинизма, пожалуй, уступающий только поступку самого Тихи, его невероятной решимости, которая заставила его отказаться покинуть гору, а затем медленно возвела его вверх, пока он не утвердился на вершине своих мечтаний. Они все плакали от радости и ощущения единения, которые в это время испытывали. Но даже здесь Тихи ощутил присутствие нечто еще более великого: «Над нами было бескрайнее синее небо. Оно обнимало нас со всех сторон, подобно колоколу. Достичь вершины большая радость, но близость неба величественнее. Немногие бывали к нему ближе, чем мы в тот день. Именно небо доминировало над нашими чувствами в течение нашего получасового пребывания на вершине». Им удалось вернуться в лагерь 4 с последними лучами заходящего солнца. Затем последовало медленное, временами болезненное возвращение из мира гор в лоно цивилизации. Швейцарцы так и не дошли до вершины ветер оказался слишком сильным. Трудно сказать, был ли ветер действительно сильнее, чем его встретил Тихи, потому что в повторном восхождении было нечто, не имеющее отношения к погоде. Швейцарцы просто не были с такой страстью вовлечены в само восхождение, для них Чо Ойю была просто альтернативой после первой неудачи, просто более легкой горой. Они так и не прошли свой Армагеддон. Что же касается победителей, то Пасанг спустился вниз и женился на молодой девушке из Кхумбу. Он был героем дня. Тихи вернулся в Вену, где его ожидал прием, достойный героя, прием, который слегка удивил и смутил его. Несмотря на всю серьезность обморожений, он отделался только незначительным повреждением пальцев. Сам он объясняет это действием больших количеством «чанга» и «ракши», которые он поглотил при возвращении в долину, утверждая, что эти напитки послужили ему сосудорасширяющими средствами. После Чо Ойю Тихи так и не совершил каких-нибудь более или менее серьезных восхождений, но так получилось не из-за его физической неспособности, а скорее благодаря более широкому подходу к познанию нового, не испорченного цивилизацией мира, что позволило ему встретить много других людей, побывать во многих других местах и познать другие философии. Пасанг тоже был близок к концу своей длительной и замечательной карьеры альпиниста, хотя и взошел на Чо Ойю еще раз, когда участвовал в индийской экспедиции. Экспедиция Тихи на Чо Ойю была уникальной во многих отношениях. По современным стандартам эта вершина не считается трудной, однако во время ее первого покорения она была третьей по высоте из покоренных вершин. На ее склонах уже потерпела неудачу одна экспедиция, которая, казалось, была намного сильнее и опытнее, чем экспедиция Тихи. Позднее в Гималаи направлялись такие же и даже еще более малочисленные экспедидии, но ни одной из них не удалось покорить такую высокую вершину, как Чо Ойю. Не менее уникальными были и отношения, которые сложились в экспедиции Тихи между шерпами и восходителями-европейцами,они действительно работали как единая сплоченная команда, на равных. Большую часть времени Пасанг выступал в роли руководителя, довольно эффективно прокладывая маршрут и обеспечивая стимул к продолжению восхождения, однако, как и во всех малочисленных экспедициях, каждый член команды мог влиять на развитие событий и фактически брать на себя временами лидерство. Когда речь шла об объединении со швейцарцами, наиболее неистовый характер проявил Зепп Йохлер, однако именно Тихи сплотил экспедицию воедино и именно на него равнялись и к нему прислушивались в критические минуты Пасанг и Иохлер. Самыми замечательными за время всей экспедиции были про явленная Тихи, несмотря на серьезное обморожение, непреклонная решимость и невероятный трехсуточный переход Пасанга достижение, которое по пройденному расстоянию и набору высоты остается непревзойденным и по сей день.