Хан Тенгри (Повелитель Неба) 6995 м. Пик Победы (слева Важа Пшавелы 6918 м.)

Год споров, горьких потерь. А кто прав? Каждый посвоему. И те, для которых цель восхождения выше собственной жизни, и те, для которых жизнь человека выше любых альпинистских целей.
«Первый мой проигрышный год», скажет Миша. «Год удивительного подвига Хергиани», скажут люди. .
Однако по порядку.
Приближался летний сезон 1961 года. Альпийский клуб Грузии вновь собирал лучшие свои силы: готовилась большая экспедиция на самый северный семитысячник, на Победу.
Вершина горя и радости, тревоги и боли, вершина подвигов и неразгаданных тайн, вершина, на которой сшибались лбами и азарт, и честолюбие, одно имя: которой будило в душах альпинистских сложные чувства. Быть может, поэтому Победа всегда влекла к себе восходителей.
Миша дал согласие участвовать в экспедиции. Немного истории.
В 1938 году на гребень горы взошли альпинисты из экспедиции известного исследователя Тянь-Шаня профессора Августа Летавета Леонид Гутман, Евгений Иванов и Александр Сидоренко. Только тогда гора еще не называлась пиком Победы и никто не считал ее семитысячной. Все прошло без лишнего шума.
В 1943 году военные топографы под руководством Рапасова определили высоту массива, расположенного у границы с Китаем, у стыка высочайших хребтов ТяньШаня Меридионального и Кокшаалтау, -7439,3 метра. Новый семитысячник! Трудное было время, на фронтах шли тяжелые бои, враг отступал, но еще не был разгромлен, все с нетерпением ждали окончания войны, и пик Победы, так назвали семитысячник зазвучал тогда более чем просто название вершины:, он предвосхищал желаемое! В 1949 году на штурм пика выступили альпинисты Алма-Аты, но были сметены лавиной. К счастью, никто не погиб, однако впечатлений осталось достаточно, чтобы на несколько сезонов повременить с восхождением. Казахский альпинистский клуб приступил к подготовке молодых высотников. В 1953 году алмаатинцы провели успешное восхождение на вершину Мраморная стена, в 1954 году на пик Хан-Тенгри, соседа Победы сотни горожан пришли тогда на площадь к театру Абая, чтобы встретить покорителей Хана. Растроганный Михаил Дадиомов, участник драматического восхождения на эту вершину 1936 года, произнее с трибуны прочувствованную речь обрубки ампутированных пальцев нежно гладили старую помятую записку, только что снятую с вершины, подтверждение его былого подвига, и крепко обнял капитана команды Володю Шипилова.
Окрыленные успехом, алмаатинцы вновь замахнулись в 1955 году на Победу. В то лето под северный семитысячник прибыло две экспедиции объединенная ТуркВО и Узбекистана под руководством Владимира Рацека, намеревавшаяеся подняться на вершину по северному склону, и казахская под руководством Евгения Колокольникова, решившая теперь, во избежание лавин, взойти на пик от перевала Чон-Терен по восточному гребню. ,
Азарт был великий. Молодые участники обеих экепедиций рвались к пику. Предчувствуя возможный ажиотаж, Всесоюзная секция альпинизма в целях безопасности установила очередность восхождений: первыми идут казахские альпинисты, вторыми, после спуска первых, узбекские.
Боясь упустить Победу, шестнадцать казахских восходителей во главе с Шипиловым без достаточной акклиматцзации 14 августа выступили в сторону перевала чон-Терен на штурм. А 15 авгуета, нарушив указание об очередности, на северный склон горы вышла штурмоваЯ группа узбекских альпинистов под руководством Эдуарда Нагела.
Этот маневр был замечен алмаатинцами, и началаеь гонка: кто кого. За 16 августа казахстанцы набрали 700 метров высоты, за 17 августа 550 и достигли отметки 6350. Отправив с заболевшим Меняйловым трех сопровождающих, двенадцать альпинистов Алма-Аты продолжили подъем и 18 августа были на высоте 6800 метров. Для неакклиматизированных людей такой темп оказался непосильным. В результате 19 августа группа смогла подняться лишь на сто метров с небольшим. У нее не хватило сил преодолеть еще восемьдесят метров взлета и выбраться на пологий участок Восточной вершины. Уставшие люди разбили три палатки на крутом, неудобном гребне, продуваемом всеми ветрами. В ночь с 19 на 20 августа разразился жестокий буран. Выбраться наружу, чтобы крепить палатки и отгребать снег, могли немногие. Большинство потеряли силу и волю. О дружных действиях не было и речи. Страдая от удушья в заваленных снегом палатках, стали резать их ножами, чтобы вдохнуть свежего воздуха. В образовавшиеся дыры ворвались снег и холод, и альпинисты двух палаток практически оказались снаружи; они судорожно извлекали из снега теплые вещи и переползали в единственную непорванную палатку. Но разве могла она, рассчитанная на четверых вместить двенадцать?
Шипилов распорядился рыть пещеру. Попыталиеь, но ничего не вышло: слой плотного снега был малым, а под ним лед. Оставшиеся без укрытия люди забилиеь в небольшую отрытую нишу. Можно себе представить, как они провели остаток ночи. Утром 20 августа Шипилoв приказал Усенову и Сигитову отправляться за помощыо, а вскоре дал совеем странное распоряжение: спускаться всем, у кого есть силы, началось беспорядочное отступление. Одни двигались по гребню к перевалу Чон-Терен, другие, в порыве отчаяния, спускались прямо по стене на ледник Звездочка. Из двенадцати человек в живых остался только Урал Усенов. 24 августа его случайно нашли на леднике в трещине, куда он провалился днем раньше.
Виталий Абалаков заявил о своем намерении штурмовать Победу в следующем 1956 году. В том, что он разделается с вершиной, не было сомнений: железный хромец имел к Тянь-Шаню личные счеты. Он брал коварную гору постепенно, осадно, железобетонно выкапывая на разных высотах северного гребня комфортабельные снежные пещеры. 30 августа он привёл свою команду на вершину. С ним были Кизель, Гусак, Леонов, Аркин, Буданов, Филимонов, Клецко, Мусаев, Тур и Усенов.
В 1958 году на траверс массива двинулись альпинисты Высшего технического училища имени Баумана и Московского университета. Семеро Ерохин (руководитель), Богачев, Божуков, Белопухов, Муравьев, Цирюльников и Чадеев поднялись на вершину Победы со стороны перевала ЧонТерен и спустились по северному склону.
В 1959 году альпинисты Узбекистана вновь предприняли попытку штурма Победы. Постепенная высотная акклиматизация, связанная с периодическими подъемами и спусками на отдых, показалась им обременительной, и они пошли на штурм с ходу, сразу двадцать пять человек: и вспомогатели и те, кто рассчитывал дойти до вершины. Тактический план напоминал теорию естественного отбора: сильные остаются, слабые отпадают. С высоты 7100 метров ушла вниз последняя группа вспомогателей. Изнуренные люди смогли спуститься только на сто метров. У них недоставало сил даже поставить палатку, и они пропели ночь в наспех вырытой яме, прижавшись друг к другу. Обморозившись и нe имея возможности самостоятельно двигаться, утром они подали сигнал бедствия. Штурмовой группе ничего не оставалось, как, отказавшись от подъема, спуститься к вспомогателям и транспортировать их вниз. На спуске скончались трое. Зажатая пургой и ураганным ветром, группа застряла на высоте 6600 метров. Под Победой тогда Было многоo людей, но пробиваться к бедствующей группе отважились лишь двое: москвич Витольд Цверкунов и алмаатинец Алексей Вододохов. Самоотверженная двойка принесла продукты и бензин, но самое главное веру в спасение.
В 1960 году совместная экспедиция профсоюзов и ТуркВО под общим руководством Кирилла Кузьмина пятьдесят альпинистов, из которых тридцать один имел восхождения на семитысячники, задумала осуществить полный траверс массива Победы от западной вершины 6918 до перевала ЧонТерен. В первом же выходе, рассчитанном на подъем до 5600 метров, двадцать девять альпинистов вместе с Кузьминым попали в лавину. Те, кто избежал ее, и те, кто быстро выбрался из-под снега, начали спешно откапывать остальных. Однако спасти всех не удалось. Это была вторая страшная -по числу жертв -трагедия на Победе, поглотившая десять человек.
Двадцать четыре альпиниста трех экспедиций сложили головы на склонах Победы. Восемнадцать альпинистов двух послевоенных экспедиций достигли высшей точки вершинного гребня горы. При таком балансе считать массив Победы освоенным было бы большой натяжкой.
И вот в 1961 году к грозному пику стартовала экспедиция Грузии, задумавшая осуществить полный траверс Победы с запада на восток. В ней были представлены восходители трех основных альпинистских центров республики Тбилиси, Кутаиси и Сванетии. В экспедиции принял участие Кирилл Кузьмин, который и ранее совершал высотные восхождения с грузинскими альпинистами, в частности по юго-восточной стене пика Энгельса в 1954 году, и который достаточно хорошо знал район. Его решимость вновь попытать счастье на Победе была достойна всяческих похвал. Состав подобрался довольно сильный: из тридцати человек двадцать могли рассчитывать на включение в основную штурмовую группу. Руководил, как и многими прежними экспедициями Грузии, Отар Гигинеишвили, альпинист с довоенным стажем, опытный организатор, умевший видеть за восхождениями более высокие цели.
Использовав самолеты, машины, караваны, экспедиция в конце июля срок довольно поздний для данного района прибыла под Победу и разбила базовый лагерь на боковой морене (уютная площадка, вода) ледника Дикого.
Между 1 и 7 августа сделали несколько разведывательных выходов для ознакомления с районом в основном для тех, кто еще не бывал здесь, а также для изучения путей подъема, а 8-гo числа две группы по двум разным маршрутам вышли в первый акклиматизационный поход с заброской продуктов и снаряжения. Миша вел группу к перевалу ЧонТерен, Джумбер Мед, змариашвили на перевал Дикий и далее на гребень, ведущий к западному плечу Победы, вершине 6918, названной позже пиком Важа Пшавелы. Первая группа заложила заброску на перевале, вторая в пещере на гребне к 13 августа обе группы вернулись в базовый лагерь. Первые впечатления, первые страсти, споры. Споры о вариантах штурмовых групп. Конечно, на траверс должны идти самые сильные. Но как выбрать эту шестерку, если столько именитых высотников, личностей, авторитетов?!
При спорах и разногласиях создать единый ансамбль не просто. А что такое распавшаяся группа, показал 1955 год. Как правильно поступить? Об этом думал тренерский совет.
На траверс, конечно, должен идти Кирилл Кузьмин, опытный высотник, один из ведущих альпинистов страны.
Конечно, Миша. В его альпинистской мощи никто не сомневался. Конечно, Джумбер Медзмариашвили, постоянный участник высотных экспедиций грузии. Волевой, спокойный, самоотверженный. Конечно, Теймураз Кухианидзе, «могучий Кухо».
Наверное, Илия Габлиани из Местии. Высотного опыта ему не занимать.
Долго спорили, включать ли в группу траверсантов Кадербеича, не делавшего еще ни разу высотных восхождений.
Если не будет включен Кадербеич, я тоже не пойду, сказал Миша. Слишком много доброго сделал для него Кадербеич, так неужели он не может сейчас постоять за друга? В том, что Кадербеич выдюжит подъем, Миша не сомневался. Многие восприняли это как каприз, как ультиматум. Все понимали, если не пойдет Миша, группа будет ослаблена.. Пришлось согласиться. Наконец, проблема составов была одолена. На траверс шли: Джумбер Медзмариашвили (руководитель), Миша Хергиани (заместитель), Илия Габлиани, Кирил Кузьмин, Теймураз Кухианидзе и Кадербеич. Восхождение на Победу через вершину 6918 с возвращением по пути подъема поручалось группе в составе: Отар Хазарадзе (руководитель), 3ураб Ахвледиани (заместитель), Реваз Хазарадзе, Омар Берадзе, Дмитрий Дапгадзе и брат Иосифа Кахиани Джумбер. На восточную вершину Победы для встречи траверсантов отправятся Пирибе Гварлиани, Георгий Кобидзе, Лаэрт Чартолани и Гиви Цередиали. В случае болезни одного из участников штурмовых групп восхождение прекратить и всем вместe спускаться в лагерь.
Позже можно будет говорить о лучших вариантах все крепки задним умом, но тогда это казалось единственно правильным решением.
Первая группа вышла 18-го числа, вторая 19-го, третья намеревалась выйти несколько позже. Оставшиеся в базовом лагере наблюдали за движением групп в бинокуляр. Несмотря на глубокий снег, траверсанты двигались в хорошем темпе. Чаще всего торил путь Миша, его ярко-красную штормовку легко было различить. Много раз выходил вперед и Кадербеич.
19 августа траверсанты заночевали в пещере на гребне, ведущем к вершине 6918, 20-го в пещере под первым скальным взлетом. К вечеру 21 августа, пройдя первые и вторые скалы,группа достигла высоты 6400 метров и провела ночь в палатке.
Группа Хазарадзе, задержавшаяся на сутки из-за лавинной опасности в цирке ледника Дикого, располагалась в эту ночь в первой пещере на гребне. В тот день для встречи траверсантов из базового лагеря вышла группа Гварлиани.
22 августа. Погода ясная, но не ходовая: ураганный ветер. Огромные снежные флаги свисали с массива. Победы. Приходилось буквально ложиться, чтобы не улететь с гребня. Через час-полтора после выхода траверсанты вынуждены были вновь ставить палатку. Группа Хазарадзе двигалась по более простому участку и смогла подняться до 6100 метров.
К 15 часам 23 августа траверсанты достигли вершины 6918, затем прошли часть гребня, ведущего к главной вершине, и заночевали в пещере на высоте 6900 метров. 24 августа первая группа «добила» гребень западного плеча и остановилась. Погода вновь испортилась перед самым вершинным взлетом на высоте около 7000 метров.
В этот же день вторая группа достигла вершины 6918, но дальше не пошла. Ожидая улучшения погоды, она два дня отсиживалась в палатке в зоне вершины и, израсходовав продукты и горючее, вынуждена была отказаться от подъема на Победу. 27 августа начала спуск. 28 августа группа была в базовом лагере.
25 августа утром, несмотря на сильный ветер и пургу, траверсанты предприняли несколько безуспешных попыток пробиться выше. Лишь в 14 часов 30 минут погода позволила им покинуть бивуак. За три часа альпинисты поднялись по предвершинному взлету до высоты 7300 метров и разбили палатку. Выходить на вершину в темноте не решились. На следующий день можно перейти через главную вершину и начать сброс высоты, сразу будет легче. На Восточной Победе их уже ждала группа встречи. .
...Утро 26 августа. Еще готовясь к выходу, Миша заметил, кaк медленно одевается Кадербеич. Конечно, высота: всем трудно. Но на него она действовала сильнее, чем на других.
Миша с тревогой следил за другом, когда вышли в этот последний бросок к вершине. Кадербеич покачивался, как пьяный, ежесекундно припадая грудью на ледоруб; временами он просто топтался на месте, не в состоянии поднять ногу. Каждый шаг давался ему с невероятным трудом. Ничего, быть может втянется. Позавчера, когда проходили западное плечо, он почувствовал первый приступ слабости, но превозмог ее и пошел дальше. Сейчас осталось каких-то сто метров набора.
Высоту, говорил как-то Кизель, надо брать методом старой клячи. Тяжело? А ты через тяжело, скрипи, но тяни, без рывков, без скачков, помаленьку, полегоньку, вперевалку, но чтобы постромки все время были натянуты.
Кадербеич сел на снег:
Все, больше не могу. Плохо мне.
Кадербеич был человеком терпеливым, и если так сказал, значит, так оно и есть.
На Мишу смотрели глаза, полные вины и страдания:
не оправдал я твоего поручительства, подвел тебя.
Идите сами, меня оставьте.
Миша с укоризной взглянул иа друга: какую глупость он говорит. Стали совещаться. Траверс, естественно, сразу отпал. Если уложить и укутать Кадербеича, то можно еще, пожалуй, сходить на вершину, она совсем рядом. И цель, экспедиции, хоть частично, будет выполнена. А потом всем начать спуск по пути подъема. Для себя Миша такого варианта не допускал. Разве мог он сейчас оставить ослабевшего друга? Миша помнил, как в грозненской спасаловке, когда перегруженные снегом склоны готовы были разрядиться лавинами и шанс уцелеть был ничтожно мал, Кадербеич не оставил его. И не только тогда.
Вот она, вершина, рукой подать, две-три сотни шагов. Он взбежал бы на нее легко сил хоть отбавляй, никогда раньше он не чувствовал себя так хорошо, как сейчас, и порядок: золотые медали обеспечены. Но упаси бог быть расчётлuвым в такую минуту.
Четверо уходят к вершине, двое медленно начинают спускаться. Состояние Кадербеича еще более ухудшилось. Временами он хватал воздух ртом, как умирающий. Миша осторожно вел больного по гребню. «Ничего, думал он, четверка добьет сегодня вершину, догонит их, и спуск пойдет быстрее». Вновь портится погода: Чтобы не оказаться без убежища, Миша принялся искать место для пещеры. Лавинная лопата у него была. Вскоре он нашел подходящее место и стал рыть. Большой надув позволял сделать пещеру достаточно просторной. Миша втащил в нее товарища, расстегнул его пуховку, принялся массировать грудь. Потом уложил в спальный мешок, укутал, накормил.
Погода неистовствовала. Миша часто выглядывал из пещеры и смотрел вверх: не идет ли четверка. Никого: ветер, cнег, темень. Неужели их бросили?! Нет, такого не могло быть. Или не успели спуститься, или что-то случилось.
Ночь прошла тревожно. Миша не сомкнул глаз, грея ноги больного на груди под пуховкой. Тот метался, стонал, терял сознание. Плохо болеть на большой высоте: простуда, ангина, особенно воспаление легких, могут в сутки скрутить человека. Единственное спасение быстрый сброс высоты.
Наступил рассвет 27 августа. Выбравшись из своего убежища, Миша увидел вверху бивуак. Там были только двое. После первых расспросов выяснилось, что потерялась связка Кухианидзе и Габлиани. Как могли разбрестись восходители?
Из дневника Кузьмина:
«Время 14 часов 30 минут. Погода хорошая, и мы, оставив рюкзаки, начинаем траверсировать гребень на восток, к тому месту, где предыдущие восходители оставили свои записки. Мы с Джумбером идем впереди, осматривая все встречающиеся по пути скальные выходы: на вершине должно быть три тура, и все в разных местах. Абалаков не нашел тура Гутмана, а Ерохин тура Абалакова. Теймураз и Илико идут, видимо, медленнее нас, поэтому мы вскоре теряем их из виду за неровностями гребня. Наши следы точно укажут им направление, и мы не тратим времени на ожидание второй связки. В 17 часов мы в районе официальной вершины. Тур Абалакова находим без труда. Забираем их записку и оставляем свою (на русском и грузинском языках). Затем кричим Кухианидзе и Габлиани, чтобы они поворачивали назад, а сами идем восточнее поискать другие туры. Погода резко ухудшается, уже ничего не видно в пяти, а вскоре и в двух шагах. Снег бьет в лицо, забивает очки. В разрывах вьюги видим на скале тур. Это наверняка тур Ерохина: они довольно точно описали место. Но добраться до него не так-то просто, нужны еще усилия в противоборстве с пургой. Посоветовавшись, решаем не тревожить тур: пусть записка погибших год назад на Кавказе Ерохина и Цирюльникова останется на Победе вершине их альпинистских успехов. Отсюда поворачиваем назад в надежде Догнать вторую связку. Но тут начинается светопреставление. "Ураган крутит снег, лишая нас всякой видимости. Следов уже нет, и мы стараемся идти, не теряя высоты, вдоль гребня. К 19 часам окончательно выбиваемся из сил, теряем ориентировку.
Один выход остановиться, закопаться в снег и переждать до утра. Но как это сделать? Начинаем копать снег руками результаты мизерные, а силы уходят. Вдруг совершенно неожиданно все стихает. Тучи уходят куда-то вниз. Появляется Голубое небо, и кошмар пропадает так же внезапно, как и начался. Ориентируемся и видим, что мы шли совершенно правильно и до наших рюкзаков совсем близко. Темнеет. Уже в глубоких сумерках находим свои рюкзаки. Рюкзаков Теймураза и Илико не ищем, полагая, что они уже спустились к бивуаку. В темноте начинаем спускаться, по острому снежно-ледовому гребешку. Джумбер впереди, на расстоянии укороченной веревки. Идем предельно осторожно, а я все равно повторяю: «Осторожнее, медленнее, не спешить». Мне виден лишь силуэт Джумбера. Вдруг крик: «Держиl» Втыкаю ледоруб и наваливаюсь на него. Но тут же рывок выдергивает его, срывает меня, и мы с Джумбером летим по крутому снежному склону в сторону ледника Звездочка. Я хорошо знаю, что ледяные поля под нами на высоте менее 5000 м, а мы пока на 7400 м. Знаю также, что крутой склон всего лишь метров 50-70. Далее склон обрывается на ледник скальной стеной. Понимаю, что задержать падение не в силах ни я, ни Джумбер. Но вот неожиданно, резкий рывок, и я больше не скольжу по склону, а повис на веревке, захлестнувшей левую рyку Боюсь поверить в это чудо и боюсь пошевелиться, чтобы не сбросить случайно зацепившуюся за что-то веревку кричу Джумберу, и он отвечает, что цел и невредим. Снова кричу ему, чтобы он не делал резких движений, а осторожно ногами выдалбливал ступеньки в снегу. Сам делаю то же. Наконец, оба стоим на ногах. Веревка ослабевает. Вгоняем в снег ледорубы и начинаем выбираться на гребень. Оказывается, наша веревка хорошо, что я не собирал ее в кольца) врезалась в перегиб на снежном склоне так, основательно, что остановила нас обоих. Мы снова на гребне. "У же совсем темно. Бивуак наших товарищей в 100-150 м ниже, но мы решаем ночевать там, где стоим. Ледорубами срубаем гребень; делаем полку...»
Миша стал звать: Илия! Кухо!
Вскоре наверху, несколько выше площадки, где ночевали Кузьмин и Медзмариашвили, показались Габлиани и Кухианидзе. Они двигались медленно, как тени. Выяснилось, что, возвращаяеь вчера назад, они не нашли своих рюкзаков и, не имея спальных мешков и палатки, провели холодную ночевку несколько выше первой двойки. Маленькая снежная ниша, отрытая ледорубами, была единственным укрытием. «Холодная» на вершине Победы такое не проходит бесследно.Однако днем 27 августа Габлиани и Кухианидзе двигались самостоятельно, и это давало надежду, что все обойдется. Растянувшись по гребню, альпинисты спускалиськ мульде, к бивуаку 7000 метров. Миша вел Кадербеича. Придя на бивуак, он откопал маленькую пещеру, втащил в нее больного. К семи часам, наконец, собрались все вместе. Люди были усталые, изнуренные. Миша крутился за всех: ставил палатку, разводил примус, готовил чай. Только теперь он увидел, что двойка, «схватившая» холодную ночевку на вершине, обморозилась. Особенно Габлиани: руки, ноги, лицо.
Мне жаль, Чхумлиан, что ты не смог побывать на вершине, сказал Габлиани. Разве об этом надо горевать ответил Миша.
Видишь: почти все больные. Он делает Габлиани растирание и массаж, убеждает его проглотить шоколад, но не лезет тому шоколад. Илия постоянно просит пить и никак не может напиться. Да, плох земляк, может быть, отдых вернет ему силы.
И в эту ночь заснуть Мише не удалось. Из палатки слышалось тяжелое дыхание Габлиани. Он вновь и вновь просит воды. Миша разводит примус, топит снег. Илия жалуется на боли в печени.
Утром Габлиани не мог самостоятельно одеваться, совсем ослаб, но крепился. Теперь в группе было двое тяжелобольных, и кто более плох еще не ясно.
Предстоял трудныЙ день надо было тащить больных по гребню к западноЙ вершине. Миша начал вытаскивать из мульды кадербеича.
Ты пока иди с ним вперед и делай ступени, сказал Джумбер, мы вас догоним. Авангард шел недолго, всего несколько минут, и Миша услышал сзади окрик: «Подожди!» Это Джумбер. Подошел, в глазах слезы:
Или я умер.
Победа продолжала счет: двадцать пятый. Джумбер сказал, что они помогли одеться Илии и тот вылез из палатки погреться на солнце, а когда окликнули его минут через пятнадцать, он не отозвался: сидел на скальном выступе, точно спал. Все повыскакивали из палатки, принялись его тормошить, и стало ясно, что это не сон.
Миша испытывал внутренние муки от того, что не находился в момент кончины рядом с Габлиани; он бы, конечно, не спас его жизнь угасала, но Илия мог сказать перед смертью какие-то важные слова, должен был сказать.
По сванским обычаям тело Габлиани нельзя бросать здесь, его надо снести вниз и схоронить в родной земле. Но как это сделать? Кухо обморожен, у Кирилла после срыва болит плечо, левая рука почти не работает. Кадербеич валится без поддержки. Разве могут они вдвоем с Джумбером спустить с высоты 7000 метров труп и больных? Это не по силам.
Решили похоронить Габлиани на скальноЙ полке, сделав ему временную могилу из камнеЙ. Я его потом сниму и привезу в Сванетию, сказал Миша. Он знал, хоть решение это общее, но ответственность его здесь особая: в Сванетии с него сурово спросят, как он мог бросить земляка, и еще неизвестно, чем разговор закончиТСЯ.
Джумбер положил в карман Илии записку: «Прости. В этом году мы не смогли тебя спустить, но обязательно спустим».
Пальцы отрежут, руки отрежут, но я приду сюда за Илико, сказал Кухианидзе. Та ночь нас намертво сроднила.
Еще труднее стало идти по гребню. Свинцовой тяжестью давил груз первой потери.
Миша упорно тащил кадербеича. БольноЙ не мог сделать и двух шатов без отдыха, он поминутно ложился и молил: «Брось меня, Минан, мне все равно не выжить».
Особенно тяжелым был взлет к вершине 6918. казалось, этому подъему не будет конца кадербеич выдохся окончательно, он уже не мог вставать. Потерпи, мы уже все прошли. Во всяком случае, самое трудное, подбадривал Миша. .
На вершине 6918 лежала записка Хазарадзе, и стало ясно, что вторая группа дальше не пошла и спустилась вниз. Рассчитывать на ее помощь было бесполезно.
Начался спуск по северному гребню, стало немного легче. Пятерка остановилась на ночевку на высоте 6750 метров; в тот же вечер бьла дана красная ракета, извещавшая о беде.
Утром 29 августа Миша ушел вперед с больным Кадербеичем, опережая остальных минут на двадцать, на тридцать. В простых местах больной садился на снег и сползал на страховке вниз. Потом спускался Миша. Он заметил, что в трудных местах Кадербеич держался уверенней.
На скалах я боюсь сорваться и сдернуть тебя, объяснил больной.
Но так только начинался снежный склон, Кадербеич валился: силы вновь покидали его. На пологих местах Миша привязывал к ногам больного веревку и волоком тащил его вниз. Так они прошли отметку 6000 метров и продолжили спуск. Вот уже скоро и перевал. Верхней тройки все не было видно.
Миша заметил («от радости я побежал к ним») на гребне поднимающихся снизу спасателей - Джокиа Гугаву, Отара Хазарадзе, врача экспедиции Джуаншера Муселиани. Теперь он точно был уверен: Кадербеич спасен.
Он оглянулся назад: сверху спускался один человекl
Это был Кузьмин.
Из дневника Кузьмина: '
«Наша тройка, свернув бивуак, начала спуск. У Ку-
хианидзе подморожены ноги, и он не может надеть кошки. У Джумбера шеклтоны подбиты шипами, которые не очень надежны на льду. Поэтому они оба спускаются на всю веревку, затем принимают меня с нижней страховкой: мои кошки держат хорошо. Так спускаемся до верхних крутых скал, а потом и по скалам. Перед последней скальной стеной Джумбер и Теймураз ожидают меня, чтобы помочь спуститься, так как моя левая рука после срыва наверху практически не действует. Собираемся на уступе. Спуск отсюда всего 10-12 м. Джумбер проходит стенку с верхней страховкой. Что делать нам? Теймураз предлагает организовать дюльфер. Это разумно. Закрепляем петлю за выступ скалы, и я спуcкаюсь первым. Дохожу до снега, отстегиваюсь от веревки и сажусь рядом с Джумбером. Спускается Теймураз. Вот уже два шага остается ему до снега, и мы поднимаемся, чтобы освободить его от веревки и продолжить спуск. Но именно в этот момент что-то происходит наверху, Веревка слабеет. Теймураз с криком отклоняется от скалы и вместе с веревкой, кувыркаясь на крутом снежнике, летит вниз и скрывается за перегибом склона. По пути оп задевает Джумбера. Тот падает, но быстро задерживается. За Теймуразом сверху летит камень, видимо перебивший веревку. Нам кажется, что за перегибом снежного склона есть площадка и Теймураз может на ней задержаться это в 200 м от нас. Вынимаем из рюкзаков все лишнее, оставляем палатку предстоит спуск без страховки: веревки у нас больше не осталось. Осторожно и медленно спускаемся по пути нашего подъема, чтобы потом траверсировать склон на уровне возможного задержания Теймураза. Идем не очень уверенно. В крутом скальном кулуаре чувствую, как рюкзак отталкивает меня от скалы, и я вот-вот сорвусь В пропасть. Но тут Джумбер, спустившийся впереди, поддерживает меня, и все обходится благополучно. Нанонец мы на площадке одного из наших бивуанов. Высота 6400 м. Отсюда решаем траверсировать вправо. Сначала на склоне снег, и ступени держатся хорошо. Постепенно слой снега становится тоньше приходится подрубать ступени в подстилающем льду. Впереди идет Джумбер. На мои неоднократные предложения пропустить вперед меня он отвечает молчанием. Ему особенно тяжело: он руководитель группы и близкий друг Теймураза. Уже не так далеко до того места, откуда мы должны увидеть весь путь падения кухианидзе. Джумбер для чего-то поворачивается лицом к склону, и в тот же момент его нога соскальзывает со ступеньки, шипы скользят по льду (как жаль, что это не кошки: передние зубья, безусловно, обеспечили бы задержание). Джумбер падает, на склон. Пытается задержаться ледорубом, но тот вырывается из его рук сначала медленно, потом все быстрее Джумбер скользит вниз и исчезает из виду за поворотом кулуара. Стою и смотрю ему вслед, не в силах хоть что-то сделать для его спасения. Крутой кулуар в 400 м подо мной заканчивается 1000-метровым отвесом, на ледник Звездочка. Не помню, ка:к я вернулся на площадку, откуда мы начали траверсировать склон, и начинаю медленно спускаться. Мысль работает тупо, как в бреду: когда же и где моя очередь в этой нелепой трагедии? И лишь на сложных участках мобилизуюсь в борьбе за жизнь. Особенно боюсь случайно нагрузить левую руку и не выдержать болевого шока. Впереди минимум 1400 м спуска до людей и лазание на крутых ледовых и скальных участках. Хергиани ушли далеко. Пытаюеь звать их, но они, конечно, не слышат, и через, некоторое время вижу их далеко внизу, на снежном гребне». Срыв Джумбера видели в бинокуляр с базового лагеря.
...Двадцать шестой, двадцать седьмой...
По всем признакам Победа намеревалась взять еще одного того, за кем охотилась с прошлого года., Но опытный альпинист обхитрил вершину: с высоты 6400 метров, полагаясь только на одну здоровую руку, спустился без веревки, в одиночку.
Врач приводил в чувство Кадербеича. Миша расспрашивал Кузьмина. У всех троих спустившихся на перевал Дикий были страшные лица: черные струпья кожи, обожженной морозом и солнцем, свисали со щек, губ, носа.
Кузьмин показал место падения. Километровая стена, по которой летели альпиписты, не оставляла надежд, что они живы.
«Зона, где лежали тела, лавиноопасна. Если мы завтра их не найдем, они будут погребены навечно. Всю ночь я плакал. А утром сказал: я иду искать погибших товарищей. Я пойду с тобой, сказал Гугава».
Позже к ним присоединился Отар Хазарадзе. Большую смелость надо было иметь, чтобы идти в это гиблое место. Лавины пощадили их. Тела погибших, разбитые до неузнаваемости, были найдены и отправлены на родину. На Победе остался один Габлиани.
...Тбилиси бурлил, потрясенный трагедией. Печальный материал заполнял газетные полосы. Сотни людей шли к Дидубийскому пантеону, где совершилось погребение двух выдающихся альпинистов Грузии. Говорили о самоотверженном поступке Михаила Хергиани, сумевшего в одиночку спустить с высоты 7300 метров тяжело заболевшего товарища. Все считали это подвигом. Еще до поездки в Сванетию Миша имел трудный разговор с Бекну, прилетевшим в Пржевальск. Почему не было спайки? Почему действовали раздробленно? Наконец, почему Габлиани оставлен на Победе? Но ведь уже был сентябрь, начались холода, люди измотаны... Почему сразу не забрали? Опять двадцать пять. Приходилось вновь и вновь повторять, как все было, прежде чем неистовый родич взял, наконец, свои упреки обратно.
С волнением и тревогой летел Миша в Сванетию держать главный ответ. Туда же летели члены экспедиции, а также ответственный секретарь Федерации альпинизма СССР Алeксандр Каспин. .
С дней экспедиции Миша не брился, густая черная борода подступала под самые глаза. Он был острижен наголо. Всё это придавало облику его почти монашескую аскетичность.
В день условных похорон сотни горцев из Местии и других селений пришли к дому Габлиани. Во дворе в несколыю рядов выстроились сбитые из сырых досок длинные поминальные столы. В доме, в центре большой комнаты, стояла кровать. На кровати лежали вещи покойного: одежда, оружие, награды. Вдоль стен толпились родственники, облаченные в черное. За кроватью лицом к дверям, как бы встречая входящих, стояла Женщина. Черное платье, черный платок. Лицо мадонны. Это жена Илии Домна. В ее больших карих глазах еще теплилась надежда. Женская фантазия ей почему-то казалось, что Миша придет сюда вместе с Илией. Когда члены экспедиции подошли к дому, в толпе горцев прокатился вздох: «Мишаl» Миша шел впереди. Толпа расступалась перед ним и следом смыкалась, отторгая его от сопровождающих. Он шел один через разверзающийся черный коридор.
Ступив в комнату, Миша приложился ладонью ко лбу, глаза его были закрыты и повалился на колени, простирая руки к кровати покойного. Плечи его тряслись. .
Никто не прерывал его причитаний. Домна строго смотрела на земляка. Но вот она сказала, чтобы он встал. Миша поднял голову, лицо его было мокро. Она спросила: «Что он передал для нас? Что он сказал в последнюю минуту?»
Что ей ответить? Приступ рыданий захватил Мишу. Чувствуя, что волнение вряд ли позволит ему говорить, Домна отпустила его.
Москвич Каспин стоял тихий и бледный у стены, потрясенный увиденным. Он даже не предполагал, как глубоко понимал Миша понятия долга и ответственности.
Миша отошел к стене.
Меня, кажется, простили, сказал он.
В тот же день, вечером, когда все разошлись, Миша остался в доме Габлиани: он сидел в кругу его близких родственников и подробно рассказывал все, что знал и видел. Он поклялся снять тело Габлиани с Победы и привезти в Сванетию.
Уезжал он спокойным: земляки не питали к нему обид, они понимали он делал на Победе все, чтобы не было жертв, он вел себя достойно.