Донгузорун Иосиф Кохиани и Михаил Хергиани после восхождения на Донгузорун

«С 1957 года я навсегда перешел работать в лагерь «Шхельда» начспасом».
Приглашение в «Шхельду» он получил после спасаловки на пике Щуровского, но решение о переходе принял не сразу. Предложение было заманчиво по многим причинам. «Металлург» работал только летом и имел длинный межсезонный простой, а если нет работы, то нет и зарплаты, а надо на что-то жить. С другой стороны, приглашение в «Шхельду» по сути приглашение В абалаковскую команду, а это большая честь. Абалаков имел зоркий глаз на талантливых альпинистов. Кроме того, «Шхельда» обещала в ближайшие два года квартиру в Нальчике. О своей крыше над головой мечтает каждый скиталец.
Приглашение в «Шхельду» получил и Иосиф Кахиани, с которым Миша успел подружиться и сейчас был не прочь посоветоваться. Вообще советоваться очень сванская привычка. 3а советом готовы идти к кому угодно и куда угодно, хотябы два-три слова услышать. Ну, а если нет поблизости человeка, сван снимает свою шапку скорлупку, кладет ее перед собой и ведет разговоры с ней. Лишний раз подумать никогда не мешает.
Иосиф был старше на десять лет, многоопытнее, рассудительнее и, что особенно нравилось Мише, всегда давал хороший ответ.
Лучшая союзная команда, твердая зарплата, квартира, сказал Иосиф. Надо переходить в «Шхельду».
С грустью отпустил «Металлург» своего любимца, понимая, что его уход был вызван жизненной необходимостью.
В «Шхельде» Миша познакомился с Абалаковым, приехавшим в лагерь в конце июня, и уже во время первого разговора почувствовал, что понравился этому человеку.
Третье десятилетие имя Виталия Абалакова гремело в альпинизме. Особенно сильными были его послевоенные восхождения. Что ни сезон, то рекордное достижение. Откуда в нем, неболышом и щуплом на вид, такая мощь?
Несмотря на свои пятьдесят, Абалаков выглядел молодо. Он сидел ровно, чуть откинувшись; руки его были Подвижны то скрещивались на груди, то жестикулировали. Эти руки привлекали к себе внимание. вернее, даже не руки, а пальцы, еще точнее то, что от. них осталось. Передние фаланги левой кисти, словно ударом топора, были отсечены ровным рядом; правую кисть пощадили рубили по кОСОЙ от мизинца к указательному (следы Хан-Тенгри), Пальцы-обрубки скользили по лицу поглаживали бритую гoлoвy, чесали за ухом, выстукивали на столе беззвучные, триоли; они были игривы, эти пальцы.
Белые, выжженные солнцем брови, глубоко сидящие глаза, маленький острый подбородок, тонкие губы, веер височных морщин, ироническая улыбка в нем было что-то вольтеровское. Ходил он прихрамывая. Левая нога с ампутированными пальцами (все тот же Хaн-Teнrри) не давала толчка и чуть отставала. Железный хромец. .
Миша задумал в новом сезоне взойти на Донгузорун. Северо-западная стена этой вершины нависала над ущельем, волнуя альпинистские души. Огромная ледовая шапка венчала макушку горы. ПериодическИ шапка обламывалась, оглашая окрестности грохотом канонады. Те, кто был вблизи, могли видеть, как билось по стене белое месиво.
Стену уже «заявляли» на чемпионатах, но выйти на нее пока не решались.
Владимир Кизель, высокий седоватый альпинист из абалаковской команды, высказал любопытную мысль. Альпинист менее всего дипломат, он слишком верен выбранной цели, хотя ситуации иной раз подсказывают и другие варианты. В этом упрямстве он весь. Непогода, опасности, а он знай прет на свою гору. Такую, чисто альпинистскую черту характера надо учитывать. Поэтому лучше долго отбирать цель, чем потом идти упрямо к ложной. Миша сказал, что он не считает Донгузорун случайной целью.
Абалаков высказался более категорично:
Стена не представляет особой технической сложности, разве что ледовая шапка; однако подставлять добровольно голову под шальную глыбу льда просто глупо. По теории на эту стену нечего было соваться: она была объективно опасна. Широченные белые желоба, пробитые обвалами, пересекались в нижнеЙ части стены и напоминали гигантские клещи для колки сахара. Куски бело-зеленого льда, лежащие внизу на леднике у кончиков клещей, усиливали это впечатление. Правая рукоять клещей была похожа на цифру 7. Выше и ниже перекрестия чернели скальные треугольники места относительной безопасности. Стена беспрерывно разговаривала: шипела, рокотала, ухала. Падающий лед бомбил ее во всех направлениях. Сверху навесными «снарядами» обстреливала шапка. Висячий ледник на середине стены (верхняя черта семерки) бил с фланга. Маленький ледопад у перемычки между Донгузоруном и Накрой также шебуршился, поддавал огня.
Самым неприятным местом было перекрестиеклещей. Все, что ни падало по желобам, било в этот крест при большом отломе льда вся стена с обоими треугольниками осыпалась осколками, и тогда на ней не спастись.
Но кaк маняще-сладостна эта дрожащая в воздухе опасность, как горячит кровь этот реальный риск! Конечно, стена не абалаковская, на ней нельзя отвести угрозы. Он так и сказал: «Не рекомендую». Однако Мише казалось, что рекордное восхождение должно быть немного безумным.
Как твое мнение? - спросил Миша Иосифа.
Стена серьезная, но мы ее пройдем.
Иосиф всегда знал хороший ответ.
В принципе не одобряя задуманное восхождение, Абалаков по-отечески опекал двойку. Из своих запасов снаряжения он выделил легкие трехступенчатые лесенки, всевозможные крючья, клинья, «чтобы не метаться по стене». Дал дельные советы по - тактике, по времени прохождения тех или иных участков, по взятию шапки.
Все готово, можно выходить. Однако затея чуть было не сорвалась по совершенно неожиданной причине.
...Рассерженный Виссарион спешил в «Шхельду» через перевал Джан-Туган. С него хватит. Сын совсем отбился от рук. Живет не поймешь где, домой почти не заявляется мелькнет, как гость, и прощай на полгода, о семье не думает, брак не признает. Просил как-то Mapлeнa поговорить с Мишей. Очень надеялся на с этот разговор: Марлен старый друг, знает Мишу чуть ли не с пеленок. Какое там! Старый друг получил такой отпор, что зарекся касаrься щекотливой темы. А теперь еще дикие слухи: твой сын сумасшедший, он выбирает самые страшные стены, свою жизнь потеряет и других погубит. Разве можно после этого усидеть дома? Ничего, он найдет на него управу. .
Вот возьму и отправлю насильно домой, - твердил вслух Виссарион. Я еще не потерял своего отцовского права. .
Миша всполошился, увидев в лагере хмурого отца. Что-нибудь дома?
Мне непонятно, - волнуясь, заговорил Виссарион, я, похоже, в горах не был дураком, твой дядя и родичи тоже, но в кого ты такой удался? Если не умеешь умно ходить, отправляйся домой, я найду тебе работу. .
Миша понимал, что своими доводами не переубедит разгневанного отца..
Я пока в горах ничего плохого не сделал. Пойдем
К старшим, спросим. Пошли, спросили. крoмe хорошего, Виссарион ничего неуслышал. И что более всего его удивило: сын пользуется здесь уважением. .
Пойдем посмотрим стену. Если запретишь, я не пойду, сказал Миша.
Долго смотрел на Донгузорун Хергиани-отец.
Стена крута, но не предельно, до шапки вполне проходима. Если бы не годы, он, пожалуй, сам рискнул бы. Стоило ли теперь удивляться сыну? Он не cтaл отговаривать.
Если хочешь иди. Но мне трудно будет смотреть на это восхождение. Приду домой, скажу всем, что ты передумал. Пусть никто не волнуется, они и так извелись. Сам отправлюсь на охоту, займу себя делом, не смогу я спокойно ждать известий. Дня через три вернусЬ и прочту телеграмму. Молю бога, чтобы она была хорошей.
Потом голос отца стал мягче: я разрешаю тебе это восхождение, но пойми и
меня. Возращайся домоЙ, хватит скитаться по чужим углам у тебя дома жена. Не забывай.
Да, конечно. Надо было что-то предпринимать. По отношению к Като он поступил некрасиво. Не легко ей там, в Сванетии, нести свой крест. Но и она хороша кaк она могла явиться на свадьбу, зная, что его на свадьбе не будет?! -
Миша ничего не ответил отцу.
21 июля лагерь «Шхельда» провожал Мишу и Иосифа на Донгузорун. В машину к восходителям забрались десятки попутчиков.
Еще раз посмотрите, подумайте, - напутствовал Абалаков.
На штурм вышли ночью 22-го числа. Нижний, скальный треугольник преодолели с фонариком. Утром в быстром темпе пересекли перекрестно семерки. Перед скалами второго треугольника на пути оказался бергшрунд. Мостика не было. Пришлось лезть в ледовую трещину и по отвесноЙ стенке выбираться наверх. Пошли в ход лесенки, захваченные для шапки. На скалах второго треугольника очень пригодились клинья. Изредка то там, то сям пролетали куски льда. Во второй половине дня солнце перешло через гребень и стена заговорила камнями: их шуршащий свист заставлял поминутно прижиматься к скалам. Внизу у дороги-скопище людей и машин: за альпинистами следили сотни зрителей. Это приятно волновало.
Мише хотелось как можно больше пройти в первый день, он готов был лезть непрерывно, но слова напарника «чангал хахд» (крюк бей) заставляли останавливаться и думать о cтpaхoвкe.
К 6 часам вечера они подошли к маленькой площадке в верхней точке второго треугольника. С грехом пополам поставили палатку. Дали вниз световой сигнал все в порядке. Снизу взвилась ракета сигнал принят, Стали укладываться спать. Посовещавшись, легли валетом: так один камень разом в две головы не угодит, только задремали, сверху раздался нарастающий гул, Прикрыв головы руками, альпинисты замерли. Вокруг визжало, гремело, рикошетило. Один из камней ,величиной с кулак пробил палатку и врезался между ними, О каком тут сне можно говорить, если такие каменюки влетают прямо в дом?! Долго сидели понурые, ловя ухом каждый шорох.
Иосиф был фронтовиком, он сказал:
Новый снаряд в старую воронку не падает.
Немного успокоились, снова улеглись. Но сон не приходил. Ужасное это состояние, когда в тебя нацелены сотни тонн льда и негде укрыться. Надежда только на везение. Им на тропе попадались лягушки: по сванским приметам это хорошо.
С рассветом альпинисты поспешили вверх, чтобы до появления солнца забраться как можно выше. Путь преградил ледовый пояс, протянувшийся слева от носика семерки, вначале некрутой, но потом вздыбившийся до семидесяти градусов. Рубить ступени дело долгое, проскочили на передних зубьях кошек. Пошли крутые скалы, покрытые натечным льдом. От удара ледоруба лед скалывался большими пластами, угрожая захватить с собой альпиниста. Лезли аккуратно, как по яичной скорлупе. Гулко отзывались под ногами ледовые пустоты.
«Вечером подошли под шапку. Палатку ставить негде. Кое-как сидим на полочке. Иосиф на коленях держит примус. Пытаемся добыть хотя бы кружку воды. Думаем о завтрашнем дне. Вверх уходит на сотню метров ледяная стена, прямо над нами нависает карниз около двадцати метров. Пoка по-таким альпинисты не ходят. Но другого пути нет. 3ажигаем фотопленку, даем вниз сигнаЛ, что все в Порядке. Ответ получаем ракетами. С базы Высокогорного геофизического института нам посветили прожекторами»
Ночевку устроили сидячую, закрепив себя крючьями. Стена ухала. И когда она только замолкает: гудит и вечером, и ночью, и днем; Ночевка прошла без происшествий, если не считать куска льда, огревшего Иосифа, когда тот топил из снега воду.
24 июля утром предстояло брать шапку. Как это сделать, вроде бы ясно: бей ледовые крючья, перевешивай лесенки. Внизу на леднике это здорово получается. Но работать на ледяном отвесе, когда под тобои километровая пропасть...
«Иосиф забил три крюка, .связал их в паук и стал на страховку. Я пошел вверх. Забил первый крюк. Плохо забил. На вертикальной стене лоханку не сделаешь, а на отрицательной-тем более. Но выхода нет, надо идти. Навесил на него лесенку, стал на ступеньки. Хорошо, что отец не видит. Бью второй, звук пухлый, плохой звук. Прощелкиваю веревку, вешаю лесенку. Бью третий, четвертый, пятый. Только шестой крюк зашел с хорошим звуком. Иосиф заулыбался.
Четыре часа я работал на карнизе, потом лед стал выполаживаться, и к середине дня мы вышли на вершину. В Терсколе дали залп из ракет. Иосиф делал мне массаж: очень устади руки, и сам я очень устал. На четвертый день нас шумно встретили в лагере. После этого Абалаков официально ввел нас в свою группу». .

Чатын вид с севера Иосиф Кохиани и Михаил Хергиани после восхождения на Донгузорун

Абалаковцы с нескрываемым любопытством всматривались в нового пришельца. Как смог этот парень из сельской глубинки за короткий срок стать альпинистской звездой? Непостижимо.
Всплеск популярности после Донгузоруна превзошел все ожидания. альпинистская масса не давала проходу двум покорителям.
Миша познакомился со всеми абалaковцами. Вот они сидят в тесной номнате капитана, заваленной всевозможным снаряжением веревками, мешками, палатками, ледорубами, молотками, крючьями. Железный хромец собрал вонруг себя сильных альпинистов. Основной костяк, ходит с ним с первого послевоенного сезона. В том сорок шестом году на Кавказе во время испытания нового снаряжения в районе ледника Кашкаташ у подножия Бжедуха и заработала номанда. Кое-кто тогда еще не успел расстаться с военной гимнастеркой, кое на ком поблескивали еще бляхи армейских поясов. Именно тогда зашел разговор о создании постоянноЙ номанды с многолетней программой действия. Эта испытательная бригада, созданная из альпинистов Москвы, стала основой, номанды. В том же году в порядке запева Виталий Абалаков, Александр Боровиков, Николай Гусан и Иван Леонов поднялись по контрфорсу северноЙ стены Нанры. Это восхождение вместе с восхождением по северо-западной стене Ушбы с выходом на перемычку, совершенным группой Алексея Малеинова, были главными кавказскими достижениями того сезона.
В следующем году была покорена северо-западная стена пика Щуровского. И пошло, пошло. Что ни сезон, то решение очередной проблемы. Сколько их было, этих блестящих воехождений! Обрастая сподвижниками, Абалaкoв сколотил дружную команду, сделавшую эпоху. в отечественном альпинизме. Помимо упомянутой четверки в нее вошли Яков Аркин, Лев Филимонов, Владимир Кизель, Михаил Ануфриков, Валентина Чередова, Иван Лапшенков, Петр Буданов, Фарид Улумбеков, Виктор Буслаев, Константин клецко, Герман Аграновский... И вот теперь прославленная номанда пополнилась еще двумя: Михаилом Хергиани и Иосифом Кахиани.
Абалаков намеревался в новом сезоне приступить к прохождению стен предельной сложности. Одной из них считалась северная стена Чатына через ромб. Часть команды собиралаеь пройти сeвeро восточную стену Тихтенгена.
Было решено: Абалаков, Кизель, Буданов, Клецко, Хергиани и Кахиани выходят на Чатын; Филимонов, Боровиков, Аркин, Аграновекий, Улумбеков, Лапшенков - к Тихтенгену.
В середине августа, после основательной подготовки, чатынцы выступи,ли под стену. Лагерь был разбит на леднике Чалаат.
Стена Чатына вот уже несколько лет не давала поIюя альпинистам. Внимание к ней привлек все тот же Гарф, совершивший первыЙ подъем левее ромба.
Талантливый инженер, конструктор дирижаблей, Борис Гарф стоял в альпиниетской элите несколько особняком. Он не имел постоянной команды и часто принимал решение о восхождении прямо в горах. Его, наверное, больше всего привлекала свежесть альпинистского волнения.
На черном полукилометровом ромбе просматривалось несколько вариантов подъема. Сошлись на среднем, начинающемся после короткой ледово-снежной подпорки длинной косой полкой.
На обрабОТкУ выходили двойками: Абалаков - Кизель, Клецко - Буданов, Хергиани - Кахиани. Началаеь осада стены. Альпинисты проходили кусон, навешивали перила и спускались. Обычно обрабатывали за день метров восемьдесят, две веревки.
Мы попробуем пройти сегодня метров сто пятьдесят, заявил однажды Миша.
По отвесу не побежишь. Лезли-лезли; а в итоге только половина намеченного. Миша понимал, как чистый лазун он здесь выше всех, но надо не просто лезть, надо искать подходящие трещины, бить надежно крючья, протягивать и крепить веревку, вешать петли, маркировать готовить трассу. В такой работе с альпинистским хозяйством первая связка была, самой техничной. Миша, как губка, впитывал советы многоопытных мастеров. Около четырехсот метров перил висело на северной стене Чатына.
Пора штурмовать, сказал Абалаков.
Выбрались на верхнюю завоеванную точку, заночевали. С рассветом следующего дня вперед вышел Миша. Он прошел по отвесу две веревки, закрепил перила и спустился на полочку, где провели предыдущую ночевку. На вторую ночь погода резко испортилась, повалил снег. утром вся стена была закована белым панцырем. Ждали день. Снег валил и валил. С «крыши» по желобам скатывались лавинки. Ждали еще день. Погода и не думала улучшаться. Штурм затягивался на неопределенное время. Наверное, придется ждать здесь неделю, пока наладится погода и очистится стена. А продукты на исходе. Садиться сейчас на голодный паек и идти потом ослабленными ненадежное дело. Верный своему принципу безопасность прежде всего, Абалаков скомандовал: «Вниз» . Стена Тихтенгена была взята, что немного утешило. Сезон закрывался, абалаковцы разъехались по городам. Но в сентябре, как назло, установилась отличная погода. Стояли звенящие деньки. Ничего не стоило в двойке по готовому добить Чатын. Но Миша отбросил эту идею: идти на Чатын без Абалакова было неэтично. И еще. один маленький эпизод произошел в том сезоне. В начале октября из Москвы неожиданно пришло известие, что на Кавказ приезжает английская альпинистка Джойс Даншит. Мишу и Иосифа просили оказать ей помощь при путешествиях в горах.
Вскоре в сопровождении альпиниста-переводчика Евгения Гиппенрейтера и известного восходителя Александра Сидоренко в «Шхельде» появилась обвешанная фотоаппаратами энергичная дама лет пятидесяти, с короткой стрижкой, одетая по-альпинистски: ботинки-вибрам, гетры, куртка, брюки-гольф. Последняя вещь обращала на себя внимание своей ветхостью. Миша был удивлен: такая в.ажная, а носит такие старые штаны. В этих штанах я ходила в Гималаях, похвасталась англичанка. О, она гордилась своими латками. Дама оказалась опытной альпинисткой: побывала во Французских, Швейцарских и Новозеландских Альпах, в Скалистых горах Канады, возглавляла в 1955 году женскую экспедицию в Гималаях. Взойти на Эльбрус было ее давней мечтой.
Несколько акклиматизационных подъемов до приюта Пастухова, и англичанка двинулась на штурм. Ее сопровождали Сидоренко и Гиппенрейтер. Миша и Иосиф подстраховывали группу на случай спасработ: безопасность гостьи превыше всего.
Во второй половине дня спасгруппа встретила спускающихся восходителей у приюта Пастухова.
Джойс была возбуждена, счастлива.
Сейчас бы принять ванну, мечтательно сказала она. «Маленький Ташкент», устроенный в одной из комнат приюта, отогрел гостью, которая, по ее словам, никогда в жизни не испытывала такого ужасного ветра, как на вершине Эльбруса.
Дальше по программе была Сванетия: гостья хотела Посетить Местию, Ушгули, взглянуть на Лагурку, старинную церковь в селении Кала, познакомиться с жизнью грузин.
Миша сопровождал группу только до Местии. Медленно шагал он в Лагами. Нахлынувшие воспоминания острой болью отдавались в сердце, обида и горечь не проходили. Ему вдруг стало казаться, что признание брака с Като приведет его к дальнейшим уступкам: к сокращению занятий альпинизмом, в кoтoрoм мнoгого достиг и в котором видел для себя большие перспективы, к обязательному проживанию в Сванетии, и тогда лагамская жизнь засосет его целиком, как засосала она Максима, Бекну, Чичико, Годжи, так и оставшихся, несмотря на высокие альпинистские титулы, простыми крестьянами. Нет, не готов он к примирению.
Придя домой, Миша неожиданно заболел и три недели провалялся в постели. Пот, жар все боялись за его легкие.
Едва оправившись, он вновь ушел на северную сторону.